^

Глава VII

О ВОЗНИКНОВЕНИИ И ВОЗВЫШЕНИИ ПАПСТВА ВПЛОТЬ ДО ОБРЕТЕНИЯ ИМ НЫНЕШНЕЙ ВЛАСТИ, ПРИ КОТОРОЙ ПОДАВЛЕНА И ПОПРАНА ВСЯКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

 

1. Что касается первоисточников относительно главенства римского престола, древнейшим документальным свидетельством его установления считают постановление Никейского собора, где римский епископ назван первым среди патриархов и где ему вверяется попечение о соседних Церквах. Постановление проводит размежевание между территориями, подвластными Римскому епископу и другим патриархам, определяя каждому из них конкретную область, но вовсе не провозглашает Римского епископа главою над всеми, а только относит его к числу первых (Никейский собор (325), канон 6: Hefele C.J., von. Ор. cit., v. 1, р. 552). Юлий, который был в то время епископом Рима (Римским епископом был в то время не Юлий, а Сильвестр 1. - Прим, франц. изд.), послал на собор двух викариев, дабы они присутствовали там от его имени (Вита и Винцентия. Кассиодор. Трёхчастная история, 11, I (МРL, LХ1Х, 920 р.) - Прим. франц. изд.). И этим двоим было отведено четвёртое место. Спрашивается: если бы Юлий был признан главою Церкви, то разве его личные представители оказались бы отодвинуты на четвёртое место? Разве председательствовал бы Афанасий на Вселенском соборе, где иерархический порядок должен соблюдаться особенно тщательно? (На Никейском соборе председательствовал не Афанасий, а Озий, епископ Кордовы. Именно он первым подписывал его акты. См.: Hefele C.J., von. Ор. cit., v. 1, р. 425. - Прим, франц. изд.) На Эфесском соборе Целестин, тогдашний епископ Рима, предпринял обходной манёвр, чтобы поддержать достоинство своего престола. Посылая на собор своих легатов, он обратился к епископу Александрийскому Кириллу, который в любом случае должен был председательствовать, с просьбой быть его представителем (Первый Эфесский собор (431): Hefele C.J., von. Ор. cit., v. 1, р. 49-50).

Для чего был нужен Целестину такой викариат, как не для того, чтобы его собственное имя любыми путями было названо первым? Ведь его посланцы уступали александрийцам по рангу, их мнения спрашивали в том же порядке, что и у всех остальных, и свою подпись под документами они ставили согласно очерёдности, а в это же время Александрийский патриарх носил как бы двойное имя, добавив к собственному имени имя папы Целестина.

А что сказать о Втором Эфесском соборе? Хотя Лев, епископ римский, отправил туда своих легатов, председательство на соборе безоговорочно, как бы по праву, было отдано Александрийскому патриарху Диоскуру (Второй Эфесский собор (449): Hefele C.J., von. Ор. cit., v. 2, р. 585-586; Leo I. Ер. 44, 1 (МРL, LIV, 827)). Наши противники возразят, что этот собор был незаконным, так как осудил Константинопольского епископа Флавиана и одобрил ересь Евтиха. Но я говорю сейчас не о его итогах. Поскольку собор был созван и епископы рассаживались в обычном порядке, папские легаты занимали среди них то место, которое было отведено им и на благопристойном святом соборе. Причём они вовсе не претендовали на первое место и уступили его другому. Вряд ли бы они так поступили, если бы считали его своим. Ибо Римские епископы никогда не стыдились затевать шумные споры о своём достоинстве и не стеснялись вызывать смуты и расколы в Церкви ради его утверждения. Но в данном случае папа Лев понимал, что было бы чрезмерной дерзостью требовать для своих легатов первого места, и смирился.

 

2. Позднее состоялся Халкидонский собор, где с разрешения - или по указанию - императора председательствовали представители Римской Церкви (Leo I. Ep. 98 (Sanctae synodi Chalcedonensis ad Leonem), 1; Ep. 103; 106, 3 (MPL, LIV, 951, 988b, 1005a)), Но сам Лев признал, что такая честь была оказана его легатам в качестве чрезвычайной привилегии (Idem. Ep. 89 (MPL, LIV, 931a)). Ибо когда он испрашивал её у императора Марциана и у императрицы, то не претендовал на неё как на принадлежащую ему по праву, но ссылался на то, что восточные епископы, председательствовавшие на Эфесском соборе, вели себя неподобающе и злоупотребляли своей властью. Председателем должен быть серьёзный сдержанный человек. Но те, кто однажды стал причиной смуты, вряд ли годятся на эту роль. Поэтому Лев просит, ввиду неспособности всех остальных, возложить эту обязанность на него. Очевидно, что испрашиваемое в качестве особой привилегии не принадлежит к обычному и твёрдо установленному порядку вещей. Если основанием для просьбы служит лишь тот факт, что предшественники вели себя неподобающим образом, значит прежде такого порядка не существовало и не следует считать установленным на будущее то, что было сделано однажды в связи с опасностью и требованиями момента. Поэтому римский епископ получил первенство на Халкидонском соборе не в силу особого значения своей Церкви, а в силу того, что собор оказался лишён законного председателя. Ибо все, кому принадлежала эта честь, сами себя исключили своей безудержностью и недолжным поведением.

Мои слова на деле подтверждает преемник Льва. Будучи через много лет приглашён на Пятый Константинопольский собор, он отнюдь не оспаривал первого места, но безоговорочно уступил председательство Константинопольскому патриарху Мине (Пятый Константинопольский собор (553): Нefе1е С. J., von. Ор. cit., v. 3, р. 68. Согласно Хефеле, председательствовал на соборе Константинопольский патриарх Евтихий. - Прим, франц. изд.). Так же и на Карфагенском соборе, где присутствовал св. Августин, председателем был архиепископ Карфагенский Аврелий, а не легаты римского престола, хотя они явно прибыли туда с целью отстаивать авторитет своего епископа (Четвёртый Карфагенский собор (418): Нefе1е С. J., von. Ор. cit., v. 26 р. 191). Более того, когда Вселенский собор - Аквилейский - состоялся в самой Италии, то на нём епископ Рима вообще отсутствовал, а председательствовал св. Амвросий как лицо, облечённое доверием императора (Акты Аквилейского собора см. в посланиях св. Амвросия: МРL, XVI, 955-979). И никакого упоминания о Римском епископе! Отсюда мы заключаем, что в силу авторитета св. Амвросия Милан в ту пору занимал более видное положение, чем римский престол.

 

3. Что касается слов «главенство», «примат» и прочих гордых титулов, какими без конца и без меры кичится папа, то судить о времени и способе их появления совсем нетрудно. Св. Киприан, епископ Карфагена, часто упоминает имя Римского епископа Корнилия, называя его не иначе, как братом, товарищем или же обычным епископом. А в письмах к преемнику Корнилия Стефану Киприан не только обращается к нему как к равному себе и прочим епископам (Киприан. Письма, 68, 1; 41, 1; 47; 48, 1 (МРL, Ер. 67, 42, 43, 45, III, 1023-1024, 725-726, 754, 1-23-1024)), но и прибегает к весьма резкому тону, именуя Стефана то высокомерным, то невежественным. Известно, каково было решение всей Африканской Церкви после смерти св. Киприана: Карфагенский собор постановил, чтобы никто не именовался Первопресвитером или первым епископом, но только «епископом первого престола» (Третий Карфагенский собор (397), канон 26: Decretum Gratiani I, dist. XCIX, c. 3 (MPL, LXXXIV, 192)). А если вчитаться в более ранние исторические документы, то окажется, что римский епископ в те времена вполне довольствовался обычным именем брата (Киприан. Письма, 59 (Корнилию), XIV (MPL, Ep. 55, III, 844-845)).

Разумеется, пока Церковь сохраняла в чистоте своё истинное состояние, все эти гордые имена, которые присвоил себе римский престол для собственного возвеличивания, вовсе не были известны. Никто не слыхал ни о верховном Священнике, ни о едином земном главе Церкви. Если римский епископ был столь отважен, что сам себя вознёс на такие высоты, то нашлись и другие, благоразумные люди, которые незамедлительно осудили подобное безумное самомнение. Св. Иероним, будучи римским пресвитером, не скупился на похвалы достоинству своей Церкви, когда это позволяли истина и обстоятельства времени. Тем не менее он ставил её в один ряд с прочими Церквами: «Если говорить об авторитете, - писал он, - то мир более велик, чем город. Что ты твердишь мне об обычае одного-единственного города? Зачем подчиняешь устроение Церкви малой горстке людей, от чего рождается высокомерие? Везде, где есть епископ - будь то в Риме, Константинополе или Регии, - везде существует одно и то же достоинство, одно и то же священство. Могущество богатства или смирение бедности отнюдь не делают епископа выше или ниже» (Hieronymus. Ep. 146 (ad Enagelum), 1-2 (MPL, XXII, 1194)).

 

4. Что касается титула «вселенского епископа», то впервые спор о нём разгорелся во времена св. Григория. Причиной спора стали честолюбивые устремления Константинопольского архиепископа Иоанна, который пожелал называться «Вселенским епископом», на что ранее не дерзал претендовать никто. Протестуя против такого именования, св. Григорий вовсе не ссылается на то, что у него отнимают его титул. Напротив, он объявляет его профанным, более того, святотатственным и видит в нём предвестие пришествия Антихриста. «Если тот, кто именуется Вселенским епископом, оступится, то оступится вся Церковь», - пишет он (Григорий Великий. Письма, V, 20 (MPL, LXXVII, 746)). И в другом месте: «Грустно терпеть, что наш брат и товарищ, презирая остальных, назвал себя "единым епископом". О чём говорит такая гордыня, как не о близости Антихриста? Ибо он [Константинопольский архиепископ] следует примеру того, кто презрел общество Ангелов и захотел подняться выше, дабы одному достигнуть высшей ступени» (Григорий Великий. Письма, V, 21 (MPL, LXXVII, 749)). А в послании к Евлогию, епископу Александрийскому, и к Афанасию, епископу Антиохиискому, св. Григорий говорит так: «Ни один из моих предшественников не претендовал на это профанное звание. Но если один из патриархов именуется вселенским, то звание патриарха отнимается у всех остальных. Да не будет так, чтобы христианин пожелал возвыситься над своими братьями, унизив их - пусть даже в малейшей степени ... Согласиться с этим мерзким именем значило бы разрушить христианство ... Одно дело - заботиться о сохранении единства веры, а другое - подавлять заносчивость гордецов. Я решительно утверждаю, что всякий, именующий себя вселенским епископом или желающий именоваться таковым, есть предтеча Антихриста, ибо в гордыне своей предпочитает себя другим» (Там же, VII, 33 (MPL, LXXVII, 891)). И опять Афанасию: «Я утверждаю, что епископ Константинопольский не может иметь мира с нами, пока не откажется от этого заносчивого, суеверного и полного гордыни слова, изобретённого первым отступником. Я не говорю уже об оскорблении, которое тем самым наносится вам. Если один, именуемый Вселенским епископом, оступится, то вся Церковь оступится вместе с ним» (Там же, 27 (MPL, LXXVII, 883)). Таковы слова cв. Григория.

Что же касается рассказов о том, что этот почётный титул был дарован Льву Халкидонским собором (Там же, V, 20 (MPL, LXXVII, 747)), то они совершенно неправдоподобны, ибо в актах Собора об этом не говорится ни слова. И сам Лев, осуждая во многих посланиях постановление, принятое Халкидонским собором в пользу Константинопольского епископа (Leo I. Ep. 104, 2; 105, 2; 106 (MPL, LIV, 993, 988 p., 1001 p.)), непременно использовал бы этот довод (который был бы убедительнее всех прочих), если бы ему действительно была предложена такая честь, а он от нее отказался. Более того, будучи весьма честолюбивым человеком, он не умолчал бы о том, что делает ему честь. Так что св. Григорий обманывался, полагая, будто собор настолько возвеличил римский престол (Григорий Великий. Письма, V, 20 (MPL, LXXVII, 747)). В самом деле, не смешно ли в то же время полагать, что Вселенский собор является источником нечестивого, профанного, мерзкого, исполненного гордыни и богохульства имени, более того - имени, происходящего от дьявола и провозглашённого предтечей Антихриста, как уже было сказано. И тем не менее св. Григорий заявляет, что его предшественник отверг его из страха, как бы остальные епископы не оказались лишены подобающей им по закону чести. В другом месте он пишет: «Никто не пожелал называться таким образом, никто не присвоил себе этого дерзкого имени, дабы не показалось, будто он лишает чести своих братьев, возносясь на высшую ступень» (Там же, 18 (MPL, LXXVII, 740)).

 

5. Теперь перейдём к вопросу о юрисдикции над другими Церквами, которую без всякого стеснения приписывает себе папа. Известно, какие сражения разворачивались по этому поводу в древности, ибо римский престол с самого начала претендовал на некоторое превосходство над прочими Церквами. Так что будет уместно показать, каким путём он с древности добивался преобладания. Не будем говорить пока о той разнузданной тиранической власти, которую папа узурпировал сравнительно недавно: этот вопрос мы рассмотрим в другом месте (/4/11.10-15). Здесь же надлежит в немногих словах показать, какими путями и средствами он издавна добивался юрисдикции над остальными Церквами.

В то время, когда восточные Церкви потрясала и разделяла арианская ересь (при императорах Констанции и Константе, сыновьях Константина Великого), главный защитник истинной веры Афанасий был изгнан из своей Церкви. Это несчастье вынудило его отправиться в Рим, чтобы при поддержке авторитетной Римской Церкви противостоять неистовству врагов и воодушевить впавших в отчаяние благочестивых верующих. Афанасий был с почётом принят тогдашним епископом Рима Юлием и благодаря его содействию добился того, что епископы Запада выступили в его защиту. Таким образом, верующие Востока охотно выказывали Римской Церкви всевозможные знаки уважения, так как нуждались в помощи и поддержке и получали эту поддержку в основном от Рима. Всё это привело к тому, что общение с Римской Церковью стало цениться очень высоко, а отлучение от неё считаться великим бесчестьем.

С другой стороны, возвышению папского достоинства немало способствовали негодяи, приверженные злу и пороку. Ибо все, кто подвергался в своих Церквах наказанию, взяли за правило искать убежища в Риме. Так что если какой-нибудь священник был осуждён своим епископом или епископ - синодом провинции, они тут же апеллировали к Риму. А Римские епископы были падки на такие жалобы больше, чем следовало, потому что усматривали своего рода превосходство во вмешательстве в дела отдалённых Церквей. Так, нечестивый еретик Евтих, будучи осуждён Константинопольским архиепископом Флавианом, обратился к Льву I с жалобой на несправедливое обращение. Лев тут же встал на защиту нечестивого и пагубного дела, дабы утвердить собственный авторитет, и выдвинул тяжкие обвинения против Флавиана, как если бы тот осудил невиновного, не выслушав его. Честолюбие Льва привело к тому, что евтихианское нечестие временно утвердилось там, где оно угасло бы, не будь вмешательства папы.

То же самое часто случалось и в Африке. Едва какой-нибудь негодяй изобличался обычным судьёй, как тут же опрометью бежал в Рим и клеветал на своего епископа, обвиняя его в дурном обращении. А римский престол всегда готов был вмешаться. Фактически именно эта готовность Рима побудила африканских епископов запретить апелляции «за море» под страхом отлучения (Четвёртый Карфагенский собор (418): Helefe C.J., von. Op. cit., v. 2, р. 195; Decretum Gratiani II, с. II, qu. 6, с. 35).

 

6. Но как бы то ни было, рассмотрим, какой юрисдикцией или властью обладал тогда римский престол. Чтобы говорить на эту тему, необходимо прежде заметить, что церковная власть заключается в четырех пунктах: ординации епископов, созыве соборов, низшей и высшей юрисдикции и применение увещеваний или порицаний.

Что касается первого пункта, то древние соборы предписывают, чтобы ординация епископов осуществлялась митрополитом данной области, и вовсе не требуют участия в ней Римского епископа, кроме как в его собственной провинции (Никейский собор (325), канон 6; Антиохийский собор (341), канон 19: Hefele C.J., von. Op. Cit. v. 1, 552, 720). Но постепенно утвердился обычай, согласно которому все епископы Италии отправлялись для посвящения в Рим (Евсевий. Церковная история, VI, XLIII, 10). Исключение составляли митрополиты, не желавшие подчиняться такой рабской обязанности. Когда же требовалось ординировать митрополита, римский епископ посылал одного из своих священников присутствовать при этой процедуре, но отнюдь не возглавлял её. Пример тому - письмо св. Григория, где речь идёт о посвящении Констанция, архиепископа Милана, после кончины Лаврентия (Григорий Великий. Письма, III, 29, 30 (MPL, LXXVII, 626-628)). Не думаю, однако, что это установление очень древнее. Вероятно, сперва в знак взаимного общения, уважения и дружбы епископы обменивались послами, дабы те присутствовали при посвящении. Позднее то, что первоначально делалось добровольно, стало законом. Во всяком случае, известно, что в древности епископ Рима не имел власти посвящать других епископов, кроме как в своей провинции, то есть в Церквах, зависимых от Рима. Таково было предписание Никейского собора (Никейский собор, канон 6: Hefele C.J., von. Ibid).

С посвящением епископов был связан обычай соборных посланий. И здесь епископ Рима ничем не превосходил остальных. Объясним, что такое соборное послание. Сразу после посвящения патриархи имели обыкновение отправлять друг другу послания, в которых свидетельствовали о своей вере, исповедуя приверженность учению святых соборов. Таким исповеданием веры они одобряли избрание друг друга. Если бы римский епископ получал послания от других, не отправляя своего послания, тогда в этом можно было бы усмотреть знак его превосходства. Но так как он разделял эту обязанность с остальными и подчинялся общему закону, это несомненно свидетельствует о товариществе, а не учительстве. Многочисленные примеры тому дают послания св. Григория - Кириаку, Анастасию и всем патриархам христианского мира (Григорий Великий. Письма, VII, 4, 5; I, 26 (MPL, LXXVII, 853 p., 479-480, 468 p.)).

 

7. Далее следуют увещевания или порицания. Как Римские епископы применяли их к другим, так и сами подвергались им со стороны других. Ириней, епископ Лиона, сурово порицал Римского епископа Виктора за то, что тот из-за пустяка поднял тяжкую и пагубную смуту в Церкви. И Виктор принял упрёк без возражений (Евсевий. Церковная история, V, XXIV, 11 сл.). Долгое время у святых епископов сохранялась свобода по-братски увещевать Римских епископов и порицать их, когда они оступались. И они точно так же при необходимости увещевали других. Так, когда св. Киприан просил Римского епископа Стефана вразумить епископов Галлии, он ссылался не на власть, которой тот якобы обладал над ними, а на общее и взаимное право епископов по отношению друг к другу. Я спрашиваю: если бы Стефан обладал юрисдикцией над галльскими епископами, то разве св. Киприан не сказал бы ему: «Накажи их, ибо они в твоём подчинении»? Однако он говорит совсем иначе: «Братское общение, в котором мы все соединены, требует, чтобы мы увещевали друг друга» (Киприан. Письма, 68 II (MPL, Ep. 67, III, 1028-1030)).

И действительно, мы видим, с какой горячностью св. Киприан в другом месте порицает самого Стефана, когда тот стал позволять себе слишком многое (Там же, 74 (Помпею) (MPL, Ep. 74, III, 1173 p.)). Следовательно, и в этой области римский епископ со всей очевидностью не обладал какой-либо юрисдикцией над епископами других провинций.

 

8. Что касается созыва соборов, то согласно установленному канону (Антиохийский собор (341), канон 20: Hefele C.J., von. Op. cit., v. 1, p. 720) каждый митрополит должен был собирать синод в своей митрополии один или два раза в год. Римский епископ никакого отношения к этому не имел. Созыв Вселенского собора был прерогативой императора: только его властью епископы приглашались на Собор (Евсевий. Жизнь Константина, III, 6 (MPG, XX, 1059); Сократ. Церковная история, I, VIII (MPG, LXVII, 59 p.); Leo I. Ep. 44, 3 (MPL, LIV, 829 p.)). Если бы сделать это попытался кто-нибудь из епископов, он не только не встретил бы повиновения за пределами своей территории, но вызвал бы скандал. Так что созывал всех участников Собора император. Историк Сократ рассказывает, что римский епископ Юлий жаловался на восточных епископов, не пригласивших его на Собор в Антиохию. Он ссылался при этом на каноны, запрещавшие принимать какие-либо решения без ведома Римского епископа (Кассиодор. Трёхчастная история, IV, IX (MPL, LXIX, 960d); Сократ. Церковная история, II, VIII (MPG, LXVII, 195-196)).

Но ведь всякому ясно, что эти запрещения следует относить к постановлениям, касающимся Вселенской Церкви. Нет ничего удивительного в том, что древности и благородству города, а также достоинству его Церкви была оказана такая честь: было решено, что никакое постановление общего характера, затрагивающее христианское учение, не может быть принято в отсутствие епископа Рима, если только он сам не откажется присутствовать при его утверждении. Но разве это может служить основанием для претензий на господство над всей Церковью? Мы не отрицаем, что римский епископ занимал одно из первых мест. Но никоим образом не желаем признавать, будто он обладает превосходством над всеми остальными, как это утверждают современные паписты.

 

9. Остаётся четвёртый аспект церковной власти - апелляции. Общеизвестно, что тот, к кому апеллируют, обладает высшей юрисдикцией. В древности многие апеллировали к епископу Рима и он со своей стороны старался прибрать к рукам рассмотрение споров, но неизменно подвергался осмеянию, когда преступал границы. Не говорю ничего о Востоке или о Греции. Но мы читаем, что епископы Галлии твёрдо и решительно воспротивились его попыткам узурпировать власть над ними (Leo I. Ep. 10 (ad episcopos per provinciam Viennensem constitutos) (MPL, LIV, 628 p.)).

В Африке этот вопрос долгое время был предметом спора. Когда собор в Милевисе, на котором присутствовал св. Августин, подверг отлучению всех апеллировавших «за море», римский епископ приложил огромные усилия к тому, чтобы внести поправки в это постановление. Он направил в Африку своих легатов, которые должны были доказать, что такая привилегия была дана Риму Никейским собором. Легаты предъявили акты (составленные, по их словам, на Никейском соборе), которые были взяты из архивов римской Церкви. Африканцы воспротивились и заявили, что нельзя доверять Римскому епископу в деле, касающемся его собственных интересов. Так было принято решение обратиться в Константинополь и другие греческие города, чтобы достать там менее сомнительные списки. В них не было найдено ничего, что подкрепляло бы притязания римских легатов. В результате постановление, отменяющее верховную юрисдикцию Римского епископа, осталось в силе. При этом обнаружились низость и бесстыдство Римского епископа, который обманом выдал СардикийскиЙ собор за Никейский и был пойман с поличным.

Но ещё большее бесстыдство и нечестие он выказал тем, что добавил к актам Собора подложное письмо, где преемник Карфагенского епископа Аврелия осуждает высокомерие своего предшественника, дерзнувшего отказать в повиновении Апостольскому престолу, и смиренно просит от себя и своей Церкви милостиво принять их обратно. Вот каковы те пресловутые памятники древности, на которых основано величие римского престола! Под прикрытием древности прибегали к уловкам настолько детским, что даже слепой на ощупь обнаружит их нелепость. Аврелий, говорится в этом письме, исполнившись дерзости и дьявольского упрямства, восстал против Иисуса Христа и св. Петра и потому заслужил анафему. Что же тогда сказать о cв. Августине? И обо всех тех отцах, которые присутствовали на соборе в Милевисе? Но к чему многословно опровергать столь глупое сочинение, которое должно заставить покраснеть от стыда самих папистов, если только они не совсем безнадёжно погрязли в бесстыдстве! Не знаю, намеренно или по незнанию Грациан, составляя собрание постановлений (декретов), вслед за изложением правила о запрещении апелляции за море под угрозой отлучения добавляет: за исключением апелляции к римскому престолу (Decretum Gratiani II, c.II, qu. 6, c. 35). Что поделать с этими тупыми животными, настолько лишёнными здравого смысла, что они делают исключение именно для того случая, ради которого, как всем известно, и создавалось это правило? Ведь, запрещая апелляции за море, собор имел в виду не что иное, как апелляции к Риму.

 

10. Чтобы покончить с этим вопросом, приведём одну историю, которую передает св. Августин. Она достаточно ясно показывает, какова была в древности юрисдикция Римского епископа. Донат из Касанигрии, схизматик, выдвинул обвинение против архиепископа Карфагенского Цецилиана и сделал так, что тот был осуждён заочно. Ибо Цецилиан, зная о заговоре епископов против него, не захотел явиться на суд. Дело дошло до императора Константина. Император пожелал вынести его на суд Церкви и поручил рассмотрение Мельхиаду, тогдашнему епископу Рима, и некоторым другим епископам Италии, Галлии и Испании, которых он сам назначил (Августин. Письма, 43, II, 4; 53, II, 5; 88, 3; 105, II, 8 (MPL, XXXIII, 161, 198, 303, 299); О едином крещении, против Петелиана, XVI, 28 (MPL, XLIII, 160); Краткое изложение спора с донатистами, собр. 13, XII, 24 (MPL, LXIII, 637)). Если бы такие дела подлежали юрисдикции римского престола в ординарном порядке, разве Мельхиад потерпел бы, что император даёт ему помощников по своему усмотрению? Более того: почему апелляция была направлена Мельхиаду по указу императора, а не на основании его собственного авторитета?

Но посмотрим, что произошло дальше. Цецилиан одержал победу. Донату из Касанигрии было отказано в иске. Донат опротестовал решение, и тогда император Константин направил апелляцию архиепископу Арля. И вот мы видим, как сей последний получает возможность отменить, если сочтёт нужным, приговор Римского епископа или по крайней мере вынести своё собственное решение (Евсевий. Церковная история, X, 5, 219). Если бы римский престол обладал неоспоримой верховной юрисдикцией, разве Мельхиад стерпел бы такое оскорбление - предпочтение, оказанное епископу Арля? И какой император так поступил? Тот самый Константин, про которого паписты хвастливо утверждают, что он приложил не только все своё личное усердие, но и все силы Империи к возвышению достоинства римского престола!

Итак, мы видим, насколько далёк был тогда римский священник от того господства над всеми Церквами, на которое он притязает как на данное ему Иисусом Христом и которым он якобы изначально обладает с согласия всего мира.

 

11. Я знаю, как много существует папских посланий, рескриптов и декретов, в которых папы до предела превозносят своё могущество. Но я не знаю ни одного настолько скудоумного или невежественного человека, который не видел бы глупости и нелепости, обычно присущих этим посланиям, и не сумел бы с первого взгляда определить, из какой лавочки они вышли. Какой здравомыслящий человек поверит, что Анаклет (один из первых епископов христианской общины в Риме, считающийся по традиции вторым (иногда третьим) преемником св. Петра) был автором знаменитого толкования, которое приписывает ему Грациан, а именно утверждения, что «cephas» означает «глава»? (Decretum Gratiani I, dist. XXII, c. 2) Грациан собрал множество таких нелепиц без разбора. Теперь же наши противники недобросовестно используют их, защищая свой престол. И при свете сегодняшнего дня они не стыдятся открыто напускать туман, которым в прежнее тёмное время увлекали простецов. Но я не буду тратить силы на опровержение всего этого хлама, который своей абсурдностью опровергает себя сам.

Я согласен, что есть послания, действительно написанные древними папами, в которых они стараются возвысить свой престол, давая ему величественные титулы. Таковы, например, послания Льва. Будучи образованным и красноречивым человеком, Лев безмерно жаждал славы и власти. Вопрос, однако, в том, соглашалась ли Церковь с его самовозвеличиванием. Известно, что многих его честолюбие раздражало и понуждало к сопротивлению его притязаниям. В одном из посланий Лев назначает епископа Фессалоникийского своим викарием в Греции и сопредельных странах. В другом - епископа Арля (или какого-то другого города) викарием Галлии. В третьем - епископа Севильского Гормизду викарием в Испании. Но при этом Лев каждый раз оговаривается, что даёт это поручение при условии полного соблюдения древних привилегий митрополитов. И сам называет одной из привилегий установление, согласно которому в случае спора или затруднения в первую очередь обращались к митрополитам. Таким образом, викариат давался при условии, что не будут чиниться никакие препятствия ни епископам в их ординарной юрисдикции, ни архиепископам в управлении провинциями, ни синодам. Но что всё это значит, как не воздержание от какой бы то ни было юрисдикции, а только вмешательство с целью усмирения раздоров, насколько это позволяет церковное общение?

 

12. Во времена св. Григория этот древний порядок уже претерпел значительные изменения. Империя разваливалась: Галлия и Испания были истощены войнами, Иллирия опустошена, Италия теснима, Африка почти целиком захвачена и разгромлена варварами. Поэтому христианские епископы, стремясь среди этого развала гражданского порядка сохранить в целости хотя бы единство веры, теснее сблизились с римским епископом. От этого значительно возросло не только достоинство римского престола, но и могущество пап. Неважно, почему происходило это возвышение. Важно, что в то время власть римского престола стала намного сильнее, чем прежде. И однако ей было ещё очень далеко до такого превосходства, которое позволяет полностью господствовать над другими. Просто авторитет римского престола давал ему возможность подавлять и увещевать смутьянов, которых другим епископам не удавалось призвать к порядку.

Св. Григорий неизменно подчёркивал, что желает уважать чужие права не менее, чем видеть уважение к своим правам. «Я не хочу из честолюбия унижать кого бы то ни было, - говорит он, - но желаю почитать моих братьев во всём и везде» (Григорий Великий. Письма, II, 47 (MPL, LXXVII, 627)). В посланиях св. Григория первенство Рима больше всего превозносится в следующей фразе: «Я не знаю епископа, который не подчинился бы Апостолькому престолу, оказавшись в нужде». Но тут же добавляет: «Когда нет нужды, тогда все равны, по праву смирения» (Григорий Великий. Письма, IX, 59 (MPL, LXXVII, 996)). Тем самым он присваивает себе власть направлять оступившихся, но признает свое равенство с теми, кто исполняет свой долг. Однако следует заметить, что такую власть он присваивает себе сам. Кто хотел, тот мог согласиться с ним; кто не хотел, тот был вправе возражать, что многие и делали. Следует заметить также, что здесь св. Григорий говорит и о примасе Византии, осуждённом поместным собором, но презревшем приговор всех епископов страны. Те обратились с жалобой к императору, а он поручил рассмотрение дела св. Григорию. Как видим, папа вовсе не пытался нарушить ординарную юрисдикцию и даже попытки помочь другим он предпринимал по желанию императора.

 

13. Итак, вот какова была в то время власть римского епископа: она заключалась в противостоянии мятежным и непокорным священнослужителям всякий раз, когда возникала нужда в каком-нибудь экстраординарном средстве. И всё это для того, чтобы помогать, а не мешать другим епископам. Но римский престол имел над другими не больше власти, чем допускал её по отношению к себе. Так, св. Григорий признаёт, что готов выслушать упрёк и получить наставление от всех остальных епископов (Он же. Письма, II, 52 (MPL, LXXVII, 596)). В одном из посланий он велит епископу Аквилеи явиться в Рим, дабы разрешить вероучительный вопрос, оказавшийся в то время предметом спора между ним и соседними епископами. Но при этом сам св. Григорий говорит, что поступает так по велению императора, а не в силу своей собственной власти. И добавляет, что будет судить не один, а соберёт собор (епископов) своей провинции (Там же, I, 5 (MPL, LXXVII, 448)).

Но хотя власть римского престола ещё ограничивалась определёнными рамками, преступать которые было нельзя, и римский епископ не главенствовал над остальными, не находившимися у него в подчинении, св. Григорий был уже весьма недоволен сложившимися обстоятельствами. Ибо по всякому поводу он жалуется, что вследствие епископского служения вовлекается обратно в мир, что опутан земными делами больше, чем любой из когда-либо живших мирян, так что эти мирские заботы совсем задушили его. И ещё в одном из писем: «Я обременён таким грузом забот, что душа моя не может подняться ввысь. Меня сбивают с ног волны всяких жалоб и споров. После той мирной жизни, какую я вёл раньше, мне не дают покоя разнообразные бури этой смятенной жизни. Так что я могу сказать: я вошёл в пучину морскую, и шторм поглотил меня» (Там же, I, 7, 26 (MPL, LXXVII, 453, 479)). Подумать только, что бы он сказал, если бы жил в наше время! Ведь он не участвовал в гражданском управлении, а признавал себя простым подданным императора, как все остальные, не вмешивался в дела других Церквей, разве что по велению необходимости. И всё же ему казалось, что он заблудился в лабиринте, потому что просто не имел возможности посвятить себя епископскому служению.

 

14. Как уже было сказано (/4/7.4), в то время архиепископ Константинопольский спорил с Римским епископом по поводу первенства. Ибо после провозглашения столицей Империи Константинополя казалось вполне логичным, чтобы его Церковь заняла второе место. Ведь фактически первое место было сперва отдано Риму именно потому, что он был главным городом Империи. Грациан приводит рескрипт папы Люция, где утверждается, что изначальный церковный порядок митрополий и архиепископств соответствовал временному, земному устроению. Другими словами, кафедры распределялись таким образом, что город, высший или низший в отношении земного порядка вещей, получал соответствующую степень в порядке духовного устроения (Decretum Gratiani I, dist. LXXX, c. 1).

Известен и другой рескрипт, подписанный именем Климента, где говорится, что патриархи стали во главе тех городов, которые в дохристианское время служили местопребыванием главных жрецов (Op. cit., c. 2). Это не совсем верно, но отчасти близко к истине.

Ибо известно, что сначала, с целью смягчить резкость перемен, престолы епископов и примасов распределялись соответственно земному устроению и потому их резиденциями стали центры административной или судебной власти. В связи с этим Первый Туринский собор постановил, что города, которым принадлежит ведущая роль в светском устроении, должны сделаться также главными епископскими кафедрами. И если земное превосходство будет перенесено от одного города к другому, то одновременно переносится и архиепископство (Первый Туринский собор, каноны 1 и 2: Hefele C.J., von. Op. cit., v. 2, p. 133-134).

Однако папа Иннокентий, наблюдая закат Рима после перенесения столицы Империи в Константинополь и опасаясь уменьшения роли своего престола, издал противоположный закон, согласно которому изменения в гражданском порядке не обязательно должны влечь за собой перемены в церковном главенстве (Innocentius I. Ep. 24, c. 1 (MPL, XX, 547-548)). Но по здравому рассуждению авторитет собора следовало бы предпочесть мнению отдельного человека. К тому же Иннокентий не может вызывать у нас полного доверия как человек, лично заинтересованный в данном деле. В любом случае декрет Иннокентия со всей очевидностью показывает, что изначальный порядок заключался именно в распределении архиепископских кафедр соответственно значению городов в мирском устроении.

 

15. Следуя древнему установлению, Первый Константинопольский собор отдал епископу Константинополя как нового Рима второе место в чести и достоинстве (Сократ. Церковная история, V, VIII (MPG, LXVII, 579); Кассиодор. Трёхчастная история, IX, XIII (MPL, LXIX, 1129c); decretum Gratiani I, dist. XXII, c. 3). Много позже, когда Халкидонский собор издал такое же постановление (Халкидонский собор (451), канон 28: Hefele C.J., von. Op. cit., v. 2, p. 815 s.), ему твердо и решительно воспротивился папа Лев. Он не только позволил себе пренебречь решением шестисот епископов, но и обрушился на них, как видно из его посланий (Leo I. Ep. 104, 2; 105, 2 p.; 106 (MPL, LIV, 993 b p., 998 p., 1001 p.)), с резкими упрёками за то, что они отобрали у других Церквей честь, отдав ее Церкви Константинополя. Я спрашиваю, что побудило его из-за такого ничтожного дела сеять смуту по всему миру, как не голое честолюбие? Лев заявляет, что единожды принятая Никейским собором очерёдность должна сохраняться неизменной. Можно подумать, что всё христианство оказалось под угрозой из-за предпочтения, отданного одной Церкви перед другой, или что патриархаты были установлены Никейским собором для иных целей или с иными намерениями, нежели внешнее устроение Церкви! А внешнее устроение, как известно, с течением времени позволяет и даже требует определённых перемен. Так что Лев безосновательно настаивает на том, что никоим образом не следует отдавать константинопольскому престолу честь, ранее отданную Никейским собором Александрии. Совершенно очевидно, что этот канон мог быть изменён в соответствии с новыми условиями.

Почему ни один из восточных епископов, которых этот вопрос касался гораздо больше, не высказал никакого протеста? На соборе присутствовал Протерий, избранный Александрийским епископом вместо Диоскура, и другие патриархи, честь которых подвергалась умалению. Именно им надлежало воспротивиться такому решению, а не Льву, не понёсшему никакого урона. Однако восточные епископы промолчали, более того, выразили своё согласие. И только римский епископ выступил против.

Нетрудно понять, что побудило его к протесту: он предвидел то, что должно было произойти потом, а именно: по мере заката славы города Рима Константинополь всё менее будет довольствоваться вторым местом и начнёт претендовать на первое. Однако громогласные протесты Льва не лишили силы постановление Собора. Поэтому его преемники, видя бесполезность таких попыток, отказались от навязчивой идеи и признали за Константинопольским патриархом второе место.

 

16. Однако вскоре, во времена св. Григория, Константинопольский епископ Иоанн преступил границы своей власти и объявил себя Вселенским патриархом. Григорий, не желая умалять чести своего престола, справедливо выступил против такого безрассудства. Разумеется, со стороны Иоанна притязания на епископскую власть над всей Империей были недопустимой гордыней, более того, безумной дерзостью. Но Григорий вовсе не утверждал, что честь, которую он отрицал за Константинопольским епископом, принадлежит ему. Нет, он выступил против самого этого титула, кто бы его ни узурпировал, как против титула нечестивого и оспаривающего честь Бога. В послании епископу Александрийскому Евлогию, которое приписывают св. Григорию, говорится: «Во вступлении к адресованному мне письму Вы употребили горделивое слово, назвав меня "Вселенским папой". Прошу Ваше Святейшество больше этого не делать. Ибо все, что даётся другому сверх основания, то отнимается у Вас. Что касается меня, я отнюдь не считаю за честь то, в чём, как я вижу, умаляется честь моих братьев. Ибо честь моя в том, чтобы сохранялся в силе надлежащий порядок Вселенской Церкви и честь братьев. Называя меня Вселенским папой, Вы тем самым признаёте, что не являетесь даже отчасти тем, что приписываете мне целиком» (Григорий Великий. Письма, VII, 30 (MPL, LXXVII, 933)).

Дело св. Григория было правым и честным. Однако Иоанн, пользуясь поддержкой императора Маврикия, настаивал на своём. Также и его преемник Кириак упорствовал в своих притязаниях, и никто не сумел убедить его отказаться от них.

 

17. В конце концов Фока, ставший императором после смерти Маврикия и более благоволивший к Риму (не знаю почему; может быть, потому, что он был без возражений там коронован), предоставил Бонифацию III честь, о которой св. Григорий и не помышлял: провозгласил Рим главой над всеми Церквами. Так был положен конец спору.

Однако это благодеяние императора не пошло бы впрок римскому престолу, если бы не стечение других обстоятельств. В скором времени вся Греция и Азия прервали общение с Римом. Галлия же так «почитала» Римского епископа, что подчинялась ему лишь постольку, поскольку ей это было угодно. И только когда королём стал Пипин (Короткий), она была приведена к покорности. Тогдашний папа Захарий помог Пипину изгнать его законного короля и сеньора и завладеть королевством. Пипин же вознаградил папу тем, что подчинил все галльские Церкви юрисдикции римского престола. Подобно делящим добычу разбойникам, эти благородные люди разделили награбленное таким образом, что Пипин приобрёл земное владычество, а Захарий - духовное главенство. Однако в связи с тем, что новшества прививались с трудом и поначалу встречали сопротивление, папские прерогативы были подтверждены Карлом Великим, причём почти по такой же причине. Ибо Карл был обязан Римскому епископу, став императором при его содействии.

Вероятно, Церкви и до того претерпели пагубные изменения. Но в это время во Франции и Германии древний порядок оказался полностью уничтожен. Анналы, составленные при парижском дворе в форме хроник, при упоминании о церковных делах сообщают о сделке между Пипином и Карлом Великим, с одной стороны, и римским первосвященником - с другой. Отсюда явствует, что древний церковный порядок был совершенно изменён.

 

18. В последующие времена, по мере того как с каждым днём дела шли все хуже, возрастала тирания римского престола - отчасти из-за неразумия епископов, отчасти из-за их беспечности. В то время как римский понтифик день ото дня возносился выше и выше, присваивая себе одному все права, другие епископы не проявляли должного усердия в противодействии его притязаниям. Но даже если бы они захотели это сделать, им не удалось бы выполнить свою задачу до конца по причине их собственного невежества и неразумия. Поэтому мы видим, в каком расстроенном состоянии находилась Церковь в Риме во времена св. Бернара и какой чудовищной профанации подвергалось христианство.

Св. Бернар говорит о царящем в Риме мошенничестве, обмане и насилии, о гнусности принятого там судопроизводства, неподобающего не только Церкви, но и светскому правосудию (Бернар Клервоский. О размышлении, пять книг к Евсевию (De consideratione libri quinque ad Eugenium), III, I, c. X (MPL. CLXXXII, 740)).

Он жалуется на то, что честолюбцы, сребролюбцы, покупатели церковных должностей, развратники, кровосмесители и прочие нечестивцы со всего света стекаются в Рим, дабы получить от Церкви почести, даруемые властью Апостолького престола, или сохранить свои владения. Бернар сетует на то, что Церковь полна честолюбцев, не останавливающихся ни перед каким злодейством и подобных разбойникам, которые в своём логове делят награбленное у путников. «Лишь немногие, - говорит он, - взирают на уста законодателя; большинство же глядит ему в руки. И не без причины, ибо именно они обделывают все папские дела». И затем, обращаясь к папе: «Кто эти льстецы, которые говорят тебе: "Ну же, давай смелее!"? Ты покупаешь их за остатки Церквей. Жизнями бедняков усеяны дворцы богачей. Серебро сверкает в грязи, и к нему бегут со всех сторон. Но достаётся оно не самому бедному, а самому сильному или самому проворному. Такое обыкновение - вернее, такое пагубное беззаконие - сложилось при тебе. Дай Бог, чтобы при тебе оно кончилось! Но ты наряжаешься и украшаешь себя драгоценным убранством. Осмелюсь сказать, что твой престол напоминает скорее стадо бесов, чем овец. Разве св. Пётр творил подобное? Разве св. Павел развлекался подобным образом? ... У тебя при дворе больше привыкли грести добро, чем делать добрыми людей. Ибо дурные здесь не станут лучше, а добрые испортятся». Затем св. Бернар рассказывает о злоупотреблениях, творимых в связи с апелляциями, о которых ни один верующий не может читать без ужаса. И в заключение, касаясь жадного стремления римского престола узурпировать не принадлежащую ему юрисдикцию, он пишет следующее: «Все Церкви громко стенают и жалуются на то, что они разъяты и расчленены. Нет или почти нет ни одной Церкви, которая не страдала бы от этой язвы или не страшилась её. Ты спросишь, какой язвы? Аббаты изъяты из-под юрисдикции своих епископов, епископы - архиепископов. Простить такое было бы чудом! Поступая таким образом, ты являешь полноту власти, но не справедливости. Ты делаешь это потому, что можешь это делать; однако вопрос в том, должен ли ты это делать. Ты поставлен для того, чтобы сохранять за каждым его честь и подобающее сану достоинство, а не посягать на них».

Помимо этого Бернар говорит еще многое. Но я намеревался упомянуть его сочинение мимоходом, дабы читатель увидел, в каком состоянии находилась Церковь в Европе и насколько тяжело и горько было терпеть всё это добрым верующим.

 

19. Но если мы признаем за папой то преобладание и ту юрисдикцию, какими он обладал во времена Льва и Григория, то что сказать о нынешнем папстве? Не будем говорить пока о земном господстве и светской власти (к ним мы обратимся позже (/4/20)), но о том духовном правлении, которым они величаются. Что общего у этого правления с теми временами? Паписты говорят о римском понтифике не иначе, как о суверенном главе всей земной Церкви и о епископе всего мира. И сами папы, рассуждая о своём авторитете, заявляют, что им принадлежит власть повелевать, а всем остальным - обязанность повиноваться; что все их предписания должны приниматься так, как если бы их подтвердил с Неба голос св. Петра; что поместные соборы, на которых не присутствовал папа, не имеют силы; что папы могут поставлять священников и диаконов всех Церквей, а поставленных в другом месте отрывать от их Церквей и призывать к себе. В огромном «Декрете Грациана» содержится множество подобных претензий. Не буду приводить их все, дабы не утомлять читателя. Их общий смысл сводится к тому, что в ведении Римского епископа находятся все дела Церкви, будь то вынесение суждений и решений по вероучительным вопросам, издание законов и уставов, дисциплинарные предписания или осуществление юрисдикции.

Было бы излишне и слишком долго перечислять все те привилегии, которые папы приписывают себе в качестве «резерваций». Но самое нетерпимое из их притязаний то, что они не признают никакого земного суда, способного сдержать или ограничить их безудержные вожделения в случае злоупотребления властью, которая уже сама по себе не знает ни границ, ни меры. Никому не позволено, заявляют они, опровергать суждения нашего престола, ибо нам принадлежит главенство (Ibid., XVII, qu. 4, c. 30). И ещё: тот, кто судья над всеми, не подлежит суду ни императора, ни клира, ни народа (Ibid., IX, qu. 4, c. 13). Когда один человек объявляет себя судьёй над всеми, сам же не хочет подлежать ничьему суду, это уже превосходит всякую меру. А если папа установит тираническую власть над всем народом Божьим? Если подвергнет опустошению и разрушению Царство Христово? Если станет причиной смуты и потрясения во всей Церкви? Если превратит пастырское служение в разбой? На него нет управы. И даже если он будет величайшим злодеем на свете, то и тогда он станет отрицать за собой обязанность держать ответ. Ибо папские эдикты гласят: «Бог пожелал предоставить решение дел других людей человеческому суду, но право судить Прелата нашего Престола Он оставил только за Собой» (Ibid., c.11). И ещё: «Дела наших подданных подлежат нашему суду, а наши дела - суду одного лишь Бога» (Ibid., c.15).

 

20. Чтобы эти сентенции выглядели авторитетнее, их ложно сопровождают именами некоторых древних пап, как если бы такое положение дел существовало изначально. Однако не подлежит никакому сомнению, что всё приписываемое папе помимо того, что, как было показано выше, признают за ним древние соборы, суть новоизобретения позднейших времён. Но это ещё не всё. Они в своём бесстыдстве дошли до того, что обнародовали под именем Константинопольского патриарха Анастасия следующий рескрипт: якобы древние каноны устанавливают, что нигде, даже в самых отдалённых странах, ничто не должно совершаться без предварительного уведомления римского престола. Общеизвестно, что это ложь. Но и помимо этого кто поверит, что враг римского престола и соперник папы в отношении чести мог сказать что-либо подобное? Должно быть, эти антихристы впали в такую ярость и ослепление, что их порочность видна всякому здравомыслящему человеку, если только он не закрывает на неё глаза.

Составленные Григорием IX Декреталии, а также «Клементины» и «Extravagantes» Мартина ещё более явно и громогласно свидетельствуют о сверхчеловеческой надменности и совершенно варварской тирании. Таковы те пресловутые оракулы, на основании которых приверженцы Рима хотят добиться почтения к своему папству! Отсюда же происходят те вероучительные положения, которые повсеместно считаются у них данными с Небес, а именно: утверждение о непогрешимости папы (Gregorius VII. Register epistolarum, II, Dictatus papae (MPL, CXLIII, 408b)), о его превосходстве над всеми соборами (Булла «Execrabilis» («Достойно проклятия») Пия II (1460); булла «Pastor aetermis» («Вечный пастырь») Льва X (1516)); о том, что он сеть вселенский епископ и верховный глава Церкви на земле (Булла «Unam sanctam» («Единая святая») Бонифация VIII (1302); Gregprius VII. Register epistolarum, II, Dictatus papae (MPL, CXLIII, 407)).

Не говорю уже обо всех тех нелепостях, какие бормочут в своих шко­лах канонисты, а богословы Сорбонны не только соглашаются с ними, но и рукоплещут им за лесть своему кумиру.

 

21. Не буду обличать их со всей строгостью. Всякий, кто захочет разом оборвать их назойливое кудахтанье, может сослаться на слова св. Киприана, сказанные на Карфагенском соборе, где он председательствовал: «Никто из нас не называет себя епископом епископов, никто не принуждает своих товарищей к повиновению посредством тиранического устрашения» (Первый Карфагенский собор (256) (MPL, III, 1092)). Можно было бы также сослаться на канон, установленный в Карфагене чуть позже: никто не должен именовать себя князем («принцепсом») епископов, или первым епископом (Третий Карфагенский собор (397), канон 26 (MPL, LXXXIV, 192)). Можно привести множество исторических свидетельств, соборных канонов и изречений древних отцов, ставящих римского епископа на место и позаботившихся о том, чтобы он не слишком широко распускал крылья.

Но я воздержусь от всего этого, дабы не создалось впечатления, будто я чрезмерно упираю на эти вещи. Пускай только защитники римского престола ответят мне: не стыдно ли им отстаивать титул вселенского епископа, столько раз преданный анафеме св. Григорием? Если свидетельство св. Григория что-нибудь значит, то, называя своего папу вселенским епископом, они тем самым объявляют его Антихристом.

Равным образом титул «глава» не употреблялся в те времена, то есть при св. Григории. Ибо в одном месте он говорит: «Пётр был главным членом тела. Иоанн, Иаков и Андрей были главами отдельных народов. Но все они были членами Церкви под одним Главою. Также и святые прежде Закона, святые под Законом и святые в благодати - все они образовывали тело Господа, составляя его члены. И никто никогда не желал именоваться вселенским!» (Григорий Великий. Письма, V, 18 (MPL, LXXXVII, 740)).

Что касается притязаний папы на власть повелевать, они тоже плохо вяжутся с тем, что говорит св. Григорий в другом месте. Александрийский епископ Евлогий написал ему письмо, содержащее такие слова: «Следуя тому, что Вы мне повелели ...» Св. Григорий отвечает: «Прошу Вас, возьмите назад слово "повелели". Я знаю, кто я и кто Вы. По сану я считаю Вас моим братом, по святости - отцом. Поэтому я ничего Вам не повелевал, а только хотел предупредить Вас о том, что мне кажется полезным» (Там же, VIII, 30 (MPL, LXXXVII, 933)).

Что же до бесконечного расширения папской юрисдикции, то этим папа наносит тяжкое и несправедливое оскорбление не только другим епископам, но и всем остальным Церквам, которые он раздирает на части, дабы из их руин воздвигнуть свой престол.

Папа ограждает себя от любого суда и хочет деспотически править таким образом, чтобы его желание было ему вместо закона. Но это настолько чуждо церковному порядку, что никоим образом не может быть оправдано. Ибо такое правление противно не только христианству, но и человечности.

 

22. Но чтобы не было нужды разбирать эту тему пункт за пунктом по отдельности, я вновь обращаюсь к этим усердным адвокатам римского престола с вопросом: не стыдно ли им защищать нынешнее состояние папства, которое со всей очевидностью в сто раз хуже, чем было во времена св. Григория и св. Бернара? А ведь эти святые люди весьма печалились над тем, что открывалось их взору уже тогда! Св. Григорий то и дело сетует, что отвлекается на неподобающие его служению занятия; что в результате принятия епископского сана он вернулся в мир и более погряз в земных заботах, чем когда был мирянином; что мирские дела душат его до такой степени, что дух его не может подняться ввысь, что волны швыряют его, как во время бури, и можно сказать, что пучина морская поглотила его. Правда, при всех своих земных заботах он имел возможность проповедовать народу в церкви, особо увещевать тех, кто в этом нуждался, наводить в своей Церкви порядок, давать советы соседним епископам и побуждать их к исполнению долга. И ещё у него оставалось какое-то время на писание книг - что он и делал. И тем не менее он жалуется на свою несчастную судьбу, на то, что пучина морская поглотила его. Но если тогдашнее правление было пучиной морской, то что сказать о нынешнем папстве? Как далеко ушло оно от прежнего состояния? Если бы папа вздумал сегодня проповедовать, это сочли бы за диво. О том, чтобы заботиться о дисциплине, печься о Церквах, исполнять какое-то духовное служение, и речи нет. Короче нет ничего, кроме земного мира. И тем не менее паписты восхваляют этот лабиринт так, как если бы было невозможно вообразить ничего устроенного лучше.

А каким воздыханиям и сетованиям предавался св. Бернар, говоря о пороках своего времени! Что же сказал бы он, если бы увидел творящееся в наши дни, когда злодеяния потоком заливают всё вокруг?! Какое же бесстыдство, спрашиваю я, надо иметь, чтобы не только упорно отстаивать святость и божественность порядка, единодушно осуждённого всеми древними отцами, но и злоупотреблять их свидетельствами, защищая то, что было им совершенно неведомо? Согласен, во времена св. Бернара испорченность уже достигла таких размеров, что между ней и тем, что есть сейчас, нет большой разницы. Но те, кто с целью оправдать нынешнее папство ссылается на эпоху Льва и св. Григория, вовсе не имеют ни стыда ни совести. Они поступают подобно тому, как если бы кто-нибудь, доказывая законность монархии императоров, восхвалял древнее состояние Римской республики, то есть заимствовал похвалы свободе для украшения тирании.

 

23. Наконец, даже если согласиться с ними во всём, о чём до сих пор шла речь, они и тогда ничего не выигрывают. Ибо мы начинаем против них новый процесс, когда отрицаем существование в Риме Церкви, достойной унаследовать дары Бога св. Петру, и когда отрицаем наличие епископа, достойного пользоваться какими-либо привилегиями. Поэтому даже если всё опровергнутое выше было истиной - что Пётр был по слову Христа поставлен главою Вселенской Церкви и передал эту честь римскому престолу; что это подтверждается авторитетом древней Церкви и долгим её существованием; что римскому папе с общего согласия всегда принадлежала верховная юрисдикция; что он был поставлен судьёй во всех делах и надо всеми людьми на земле, сам же не подлежит ничьему суду, - даже если бы мы признали все это - и больше этого - истиной, если им так угодно, то всё равно я одним словом отвечу, что ничего этого нет, если нет в Риме Церкви и епископа. Желают они того или нет, им придётся признать, что Рим может быть матерью Церквей только в том случае, если сам является Церковью. И некто может быть князем епископов только тогда, когда сам является епископом.

Итак, они хотят, чтобы Рим был Апостольским престолом? Пусть докажут, что там есть подлинный и законный апостолат. Они хотят, чтобы римский прелат главенствовал над всем миром? Пусть докажут, что там есть настоящий епископ. Но как они могут представить хоть какую-то видимость Церкви? Они утверждают, что Церковь у них есть, и постоянно твердят об этом. Но в ответ я говорю, что Церковь узнаётся по конкретным признакам, а звание епископа есть имя служения. Речь в данном случае идёт не о народе, а о порядке управления, который всегда должен присутствовать в Церкви. Где служение, установленное Христом? Вспомним о том, что было сказано о служении священников и епископов (/4/3.6-8). Если мы приложим мерило Господнего установления к служению кардиналов, то окажется, что они менее всего священники. Что касается папы, хотелось бы знать, что у него общего с епископом. Главное в епископском служении - проповедь народу Слова Божьего. Второе, близкое к первому дело, - совершение таинств. Третье - увещевание, порицание и даже наказание отлучением оступившихся. Что из всего этого исполняет папа? Более того, стремится ли он исполнять это? Так пусть его льстецы скажут мне, как могут они желать, чтобы его считали епископом, если он ни в малейшей степени даже не притрагивается к тому, что должно быть его служением?

 

24. В отношении епископа дело обстоит не так, как в отношении короля. Ибо король сохраняет свои звание и титул, даже если не исполняет своего долга; а оценивая епископа, смотрят на исполнение заповеди которая дана была Господом всем епископам и всегда должна оставаться в силе. Поэтому пусть римляне разрешат мои сомнения. Я утверждаю что их папа вовсе не является главенствующим среди епископов, потому что он вообще не епископ. Чтобы выиграть в первом, им надо доказав второе. Но как быть с тем, что папа не только не имеет ничего присущего епископу, но выказывает прямо противоположные качества?

Здесь я оказываюсь в весьма затруднительном положении. С чего начать? С вероучения или нравов? Что скажу? О чём умолчу? Где остановлюсь? Скажу вот что: при том, что мир сегодня полон ложных и нечестивых доктрин, изобилует всякого рода суевериями, ослеплён множеством заблуждений и погряз в безудержном идолопоклонстве, нет ни одного из этих зол, которое не исходило бы от римского престола или по крайней мере не получило бы там поддержки. И если папы с такой яростью ополчаются сегодня против возрождающегося евангельского учения прилагают все силы к его уничтожению, подстрекая королей и князей преследовать его, то это объясняется одной причиной: они прекрасно понимают, что их царствованию придёт конец, едва только Евангелие будет восстановлено во всей полноте. Лев (Лев X, папа 1513-1534) был очень жесток по природе, Климент (Климент VII, 1523-1534) пролил немало крови, Павел (Павел III, 1534 - 1549) сегодня тоже склонен к бесчеловечной ярости. Но сражаться против истины их побуждала не столько их природа, сколько тот факт, что эта борьба - единственное средстве сохранить их тиранию. Не имея другой возможности удержаться, кроме как вступив в борьбу с Иисусом Христом, они прилагают все силы к разрушению Евангелия, как если бы речь шла о защите собственной жизни.

Так что же? Можем ли мы считать апостольским престол, где не видно ничего, кроме чудовищного отступничества? Признаем ли мы викарием Христа того, кто яростным преследованием Евангелия открыто являет себя Антихристом? Тот, кто огнём и мечом силится разрушить всё воздвигнутое Петром, должен ли почитаться преемником Петра? Назовём ли мы главой Церкви того, кто разрывает её на части и прежде всего отрезал её от Иисуса Христа, истинного Главы, превратив её в искалеченное бездыханное тело? Даже если согласиться с тем, что Рим был некогда матерью Церквей, он перестал быть ею с тех пор, как сделался престолом Антихриста.

 

25. Некоторым кажется, что мы злословим и выражаемся слишком резко, когда называем папу Антихристом. Но тем, кто так думает, не приходит в голову, что они обвиняют в том же пороке св. Павла, вслед за которым и словами которого мы говорим. А чтобы никто не мог возразить, будто мы злонамеренно обращаем против папства слова св. Павла, якобы подразумевающие иное, я вкратце покажу, что их нельзя понять и истолковать иначе, кроме как применительно к папству. Св. Павел говорит, что Антихрист сядет в доме Божием (2 Фес 2:4). В другом месте Св. Дух свидетельствует, что царство Антихриста обнаружится в высокомерных и святотатственных речах против Бога (Дан 7:25). Отсюда я заключаю, во-первых, что тирания, восставшая на духовное царство Христа, - тирания не столько над телами, сколько над душами. Во-вторых, эта тирания не уничтожает ни имени Христа, ни имени Церкви, но таится под сенью Иисуса Христа и под видом Церкви, как под маской. Все ереси и секты, какие были от сотворения мира, принадлежат царству Антихриста. Но когда св. Павел предрекает отступление или смуту (2 Фес 2:3), он хочет тем самым сказать следующее: престол мерзости, о котором идёт речь, будет воздвигнут, когда возмутится вся Церковь, хотя и тогда многие отдельные её члены, рассеянные по разным местам, сохранят твёрдость в единстве веры. Далее св. Павел добавляет, что Антихрист уже в его время начал творить втайне дело беззакония [2 Фес 2:7], чтобы впоследствии завершить его открыто. Отсюда мы делаем вывод, что это бедствие должно произойти не от одного человека и не кончится со смертью одного человека.

Затем апостол сообщает нам признак, по которому можно узнать Антихриста: он похитит у Бога его честь, дабы присвоить её себе. Таков главный признак, которым мы должны руководствоваться в поисках Антихриста, и особенно когда видим, что эта гордыня простирается вплоть до публичного разрушения в Церкви. Но ведь общеизвестно, что папа бесстыдно присвоил себе то, что принадлежит одному лишь Богу и Иисусу Христу. Поэтому нет сомнений, что именно папа возглавляет это царство неправды и мерзости.

 

26. Пусть теперь паписты возражают нам, ссылаясь на древность. Как будто при подобном извращении всей истории и всего порядка честь престола может пребывать там, где нет престола! Евсевий рассказывает, что Бог во исполнение праведной мести некогда перенёс Иерусалимскую Церковь в сирийский город Пеллу (Евсевий. Церковная история, III, c. V, 3). Но то, что, как известно, было сделано однажды, может повторяться. Ибо слишком глупо и нелепо было бы настолько привязывать честь главенства к месту, чтобы занимающий престол человек, признанный в древности первым, на этом единственном основании почитался викарием Иисуса Христа, преемником св. Петра и первым Прелатом Церкви, хотя на деле он смертельный враг Иисуса Христа, непримиримый противник Евангелия, безумный расточитель и разрушитель Церкви, жесточайший палач и убийца всех святых. Не говорю уже о том, насколько папская канцелярия далека от легитимного церковного порядка, хотя одного этого пункта достаточно для разрешения всех вопросов. Ибо ни один здравомыслящий человек не свёл бы епископское служение к свинцу (буллы обычно скреплялись свинцовой печатью) и буллам, а тем более к той лавочке всевозможных уловок и хитростей, какой является, по общему мнению, все духовное правление папы. Так что правильно кто-то сказал, что та Римская Церковь, о которой идёт речь у нас и в древних текстах, уже давно превратилась в курию и только её теперь можно увидеть в Риме. Я не касаюсь здесь пороков отдельных лиц, но доказываю, что папство в целом совершенно противно церковному устроению.

 

27. Если же обратиться к лицам, Бог знает - и весь мир тоже, - каких викариев Христа мы найдём. Можно ли считать Юлия (Юлий II, папа в 1503 - 1515), Льва, Климента и Павла столпами христианской веры и главными учителями религии, если известно, что они ничего не знали об Иисусе Христе, кроме того, чему научились в Лукиановой школе? (Имеется в виду греческий писатель Лукиан (120 или 125 - после 180), вольнодумец, известный, в частности, нападками на распространяющееся христианство) Но к чему называть лишь трёх-четырёх пап, как будто мы не знаем, какого рода христианство исповедуют папы вкупе со всей коллегией кардиналов на протяжении долгих лет, в том числе и ныне? Вот принятые у них основы теологии. Первое: Бога вовсе нет. Второе: всё, что написано и что проповедуется об Иисусе Христе, - только ложь и обман. Третье: всё, что говорится в Писании о вечной жизни и о воскресении плоти, - не более чем сказки. Конечно, не все из них придерживаются такого мнения: есть немногие, кто отваживается высказать вслух иное. Но уже давно обычное вероисповедание пап именно таково. И это отлично знают все, кто знает Рим. Тем не менее папские теологи продолжают учить в своих школах и провозглашать в своих церквах, что папе дана привилегия непогрешимости, ибо наш Господь сказал св. Петру: «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк 22:32). Спрашивается, чего они достигли этими бессовестными уловками? Лишь одного: теперь весь мир узнал, что они в своей безумной дерзости дошли до того, что утратили страх перед Богом и всякий стыд перед людьми.

 

28. Но допустим, что нечестие названных мною пап осталось сокрытым, поскольку они никогда не обнародовали его ни в проповедях, ни в сочинениях, - разве что приоткрывали в своих спальнях или за столом. По крайней мере, не поднимались на кафедру, дабы возвестить о нем всему миру. Тем не менее, коль скоро они хотят сохранить в силе привилегию, на которую притязают, им надлежит вычеркнуть из списка пап Иоанна XXII (время понтификата 1316 - 1334), публично утверждавшего, что души смертны и гибнут вместе с телами вплоть до дня воскрешения. А чтобы духовное падение всего римского престола вкупе с его главными столпами стало ещё очевиднее, добавим, что ни один из кардиналов не возразил против этого заблуждения. Только Теологический факультет Парижского университета побудил короля заставить папу отказаться от своих слов. По настоянию парижских теологов король официально запретил всем своим подданным общение с папой, если тот немедленно не покается. Как передаёт магистр Жак Жерсон, это вынудило Иоанна XXII отречься от своих взглядов. Данного примера достаточно и нет нужды спорить далее с нашими противниками относительно их утверждения о непогрешимости римского престола и восседающих на нём пап, ибо св. Петру было сказано: «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк 22:32). Упомянутый Иоанн XXII - несомненный, на все времена, пример того, что преемники епископства св. Петра отнюдь не всегда были Петрами.

Но и сам по себе довод папистов настолько детский, что недостоин ответа. Ведь если они желают приписать преемникам св. Петра всё то, что было сказано о личности самого Петра, то отсюда следует, что их папа - Сатана! Ибо Господь наш Иисус сказал Петру: «Отойди от Меня сатана! ты Мне соблазн» (Мф 16:23). С тем же правом, с каким они ссылаются на приведённое выше место Евангелия, мы можем в ответ привести это высказывание Христа.

 

29. Но я не нахожу удовольствия в том, чтобы подобно им валять дурака и предаваться нелепым измышлениям. Поэтому вернусь к моей основной мысли, а именно: привязывать Иисуса Христа и его Церковь к одному и тому же месту, так чтобы всякий занимающий его, будь то сам дьявол, тем не менее почитался бы викарием Иисуса Христа и главой Церкви, поскольку занимает престол, некогда принадлежавший св. Петру, - это не только позорящее Иисуса Христа нечестие, но и величайшая глупость, противная здравому смыслу человека. Как было сказано, уже давно папы лишились Бога и совести и являются смертельными врагами христианства. Поэтому на основании своего престола они суть викарии Христа не более, чем идол есть Бог на основании того, что поставлен в храме Божьем.

Что касается нравов, пусть за себя ответят сами папы. Что в них есть такого, что позволяло бы считать их епископами? Во-первых, всем известно, каков образ жизни в Риме. Папы же не только молчат о том и делают вид, что ничего не знают, но и молчаливо одобряют все вопиющие безобразия. Такое поведение в высшей степени недостойно доброго епископа, дело которого - удерживать народ в надлежащей дисциплине. Не буду к ним столь суров, чтобы обвинять их в чужих грехах. Но во-вторых, что касается их самих и всех их родственников, а также коллегии кардиналов вкупе со всей бандой клира, то они настолько погрязли во всевозможных низостях и непотребствах, во всякого рода преступлениях и гнусностях, что больше похожи на чудовищ, чем на людей. Этим они несомненно свидетельствуют, что являются чем угодно, только не епископами. Но пусть читатели не опасаются, что я и дальше буду разоблачать низость папства: мне противно так долго копошиться в этой зловонной грязи. К тому же я оберегаю чувства тех, кто честен и целомудрен. И вообще, мне кажется, что я более чем убедительно доказал то, что хотел, а именно: если Рим и был когда-то главою всех Церквей, то ныне он недостоин считаться и мизинцем на ноге Церкви.

 

30. Что до кардиналов (как их называют паписты), то я поражаюсь, как они столь внезапно и до такой степени возвысились. Во времена св. Григория этот титул принадлежал просто епископам. Говоря о кардиналах, св. Григорий имеет в виду отнюдь не одних только римских священников, но епископов любых кафедр. Таким образом, «священник-кардинал» означает в его посланиях не что иное, как «епископ» (Григорий Великий. Письма, I, 15, 79, 80; II, 9, 37; III, 13, 14 и др. (MPL, LXXVII, 461, 533, 534, 545, 575, 614-615)). Мне не встречались случаи более раннего употребления этого титула в каком бы то ни было смысле. Зато я обнаружил, что в прошлом римские священники стояли значительно ниже епископов, в отличие от нынешнего времени, когда они занимают гораздо более высокое положение.

Общеизвестны слова Августина: «Хотя по достоинству званий, принятых в Церкви, сан епископа выше, чем сан священника, тем не менее во многом Августин ниже, чем Иероним» (Августин. Письма, 82, сюIV, 33 (MPL, XXXIII, 290)).

Заметим, что речь идёт о римском священнике, который не выделяется из числа прочих священников, но без различия ставится вместе со всеми под власть епископа. Этот порядок соблюдался с такой строгостью, что, когда римский епископ послал двух легатов на Карфагенский собор, тому из них, кто был священником Римской церкви, было отведено последнее место. Но дабы не слишком углубляться в древность в поисках доказательств, обратимся к актам собора, состоявшегося при св. Григории. На нём священники Римской церкви сидели последними и ставили свои подписи отдельно; а диаконам даже не было доверено подписывать акты собора. Не подлежит сомнению, что в те времена служение римских священников заключалось в том, чтобы состоять при епископе и быть ему помощниками в деле проповеди и совершения таинств. Ныне же судьба повернулась так, что они породнились с королями и императорами. Несомненно и то, что римские священники возвышались постепенно вместе со своим главой, пока не поднялись на ту вершину, где находятся сейчас, - чтобы очень скоро пасть оттуда.

 

31. Мне показалось полезным мимоходом затронуть этот вопрос, чтобы читателю стало ещё понятнее: римский престол в его нынешнем виде весьма отличается от древнего состояния, которым оно лживо прикрывается. Но какими бы ни были римские священники прежде, ныне они не имеют никакого законного служения в Церкви, сохранив от него лишь пустую видимость. Более того, всё в них противно истинному священническому званию. Поэтому с ними должно случиться и фактически уже случилось то, о чём так часто повторял св. Григорий: «Я должен с воздыханием признать, что, когда священническое состояние приходит в упадок изнутри, оно не может долгое время выглядеть прямостоящим для внешнего мира» (Григорий Великий. Письма, V, 53, 57; IV, 8, 58 (MPL, LXXVII, 783, 791, 801, 793)). Или, вернее, с ними случилось то, что предрекал пророк Малахия: «Вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили закон Левия, говорит Господь Саваоф. За то и Я сделаю вас презренными и униженными пред всем народом» (Мал 2:8-9).

Теперь я предоставляю читателю самому судить о том, каково строение римской иерархии, от основания до вершины. Этому строению паписты с вопиющим бесстыдством, не ведая сомнения, подчиняют чистое Слово Божье, которое должно приниматься с почтением и благоговением на Небе и на земле, у людей и у Ангелов.




ЗАМЕТКИ ЧИТАТЕЛЕЙ

^